Дмитрий Коржов

    Роман известного писателя-вологжанина Дмитрия Ермакова "Тайный остров" - панорама жизни русской северной деревни, по сути, всю советскую её жизнь - от двадцатых (это время, как и гражданская война, отчетливо, явственно звучат в биографиях отдельных героев, хотя основное повествование происходит позже) до середины восьмидесятых годов ХХ века. Замечательно, что эта жизнь нам представлена через конкретных людей - судьбы жителей Семигорья, того самого села, которое "раскинулось вблизи Сухтинского озера", и всегда, со всеми её радостями и горестями, остаётся в центре разговора.

   Большое полотно и, в сегодняшней литературной ситуации России, редкое: жизнь нашего крестьянства на протяжении десятилетий, нескольких эпох, сложнейших, переломных - коллективизация и раскулачивание, война, восстановление после нее, правда и кривда нелегкого послевоенного бытия людей села. За этой темой - могучая, сложившаяся литературная традиция: от Федора Абрамова до Бориса Можаева и Василия Белова. В этом же ряду и наш земляк, мурманчанин Виталий Маслов с его сагой о поморской Атлантиде - архангельской деревне Семжа, получившей в его книгах имя Крутая Дресва.

   Дмитрий Ермаков по-сыновьи верен своим предшественникам, следует за ним со всеми присущими ему, как автору, вниманием и чуткостью. Для "Тайного острова", как и для всех лучших образцов отечественной прозы, характерны коленопреклоненная любовь к родной земле и её людям, любовь к русскому человеку, вера в него. Прекрасно, что автору удается рассказать об этом, умело сочетая общий и частный планы, мастерски сплетая макро- и микропространства: жизнь маленького человека и села, района, области, страны, наконец, или, если речь о военных делах, фронта. "Маленький" человек в нашем случае, конечно, большая условность, формула. Люди (Дойниковы, Поповы, Лобановы, Поляковы), о которых рассказывает нам в "Тайном острове" Ермаков, - из тех, без которых не было бы ни одной из наших побед, из тех, на которых стоит русский мир, земля родная.

  И ещё одна очень важная, корневая для этого романа история. Сквозной образ Тайного острова (неслучайно он стал названием книги) - некоего легендарного острова посреди озера с монастырем на нем. Он, этот образ, словно связующая нить, проходит через весь роман, беспрестанно убеждая читателя, что такой остров - не миф, не выдумка, но - живая, жгучая реальность, столь же действительная и явственная, как наша православная вера, как сама Русь Святая. Причем говорить о столь высоких вещах Ермакову удается очень просто, без патетики и пафоса, обычными словами, как, впрочем, и положено настоящему писателю.

   О языке "Тайного острова" нужно сказать особо. Это замечательный, сочный, образный, плотный русский язык - классический язык высокой русской прозы, привычный для Ивана Бунина и Антона Чехова, Юрия Казакова и Константина Паустовского, Валентина Распутина и Виктора Астафьева. И для Дмитрия Ермакова. Вот послушайте, навскидку:

"...Стояли благодатные, будто выстеленные - до того воздух прозрачен, а небо сине - дни бабьего лета. Лес желтел берёзками, румянился осинками, только ёлки, как монашки, - в тёмных одеждах...".

   А вот описание первого послевоенного застолья: "К июлю 45-го в Семигорье вернулись многие из оставшихся в живых фронтовиков. все они сейчас были тут. Были тут и овдовевшие солдатки. Были девушки, ждавшие-переждавшие парней с войны. Были тут дети, позабывшие за годы войны отцов. Сидел за столом совсем состарившийся, с трясущимися руками директор школы Антон Семёнович Снятков. Сидел на почётном месте священник отец Анатолий, а рядом с ним председатель колхоза "Сталинский ударник" Дмитрий Алфеевич Дойников. Был тут и Степан Бугаев - глыбился за столом. Была тут тонкая, светлая, как берёзка, и (сейчас вдруг все это увидели) очень красивая учительница младших классов Ольга Сергеевна... И Васька-косой тут как тут, из бутылки по стопкам на своём конце стола разливает...".

   Какой ряд! И какие все разные. И все вместе - без чинов и званий. Как и победили - вот так, все вместе. Всем миром.

   И ещё одна очень важная вещь, одна из главных, важнейших скреп "Тайного острова". "Все мы служивые..." - так уходяшим на войну семигорцам говорят некие странники, божьи люди. Вроде бы мимоходом это сказано, но значимо, весомо. И очень верно. Вспомнилась невольно строчка поэтическая давняя: "Все мы - воины России, вне времён, и вне эпох..." Так и есть. Все мы служим родной стране, каждый - на своем месте, по мере сил. И у каждого - свой Тайный остров.

      Насколько всё-таки прекрасен Геннадий Григорьев. Недавно исполнилось бы семьдесят. Всего 70! А умер в 56. Вот с кем хтел бы быть дружен.

***
Опять ко мне,
угрюмый и небритый,
не для чудес, а так - на огонек,
с бутылками, со свертками, со свитой
заходит полупьяный полубог.
И вновь его кулак грохочет по столу:
"Пошто такие муки нам? Пошто?"
Торжественно молчат полуапостолы,
почтительно принявшие по сто.
Он стал бы богом, да не видит толку.
А без толку зачем пугать народ?
И мой сосед подглядывает в щелку,
как полубог со мною водку пьет.

* * *
За окнами грохочет пятилетка,
а мне с тобой - спокойно и легко.
Поведай мне о Блоке, блоковедка,
скажи, что мне до Блока - далеко.

Ты осторожна и хитра, как кошка,
и мне тебя не приручить никак.( Collapse )

       О Диме Ермолаеве и нашей дружбе, которой уже больше тридцати лет, - к его первому полтиннику. А что, хорошо говорю! Спасибо огромное Андрею Сычеву за запись и ролик. Огромную работу Андрей делает - часто совершенно незаметную, но очень нужную.

      «Вероятно, сегодня издательство наше отправит Вам рукопись сборника, о котором говорили…» - вот так, очень осторожно, уважительно писал Конецкому Маслов в начале декабря 1973 года.
      В том, насколько быстро отрецензировал рукопись в те времена уже очень известный, популярный прозаик, угадывается уважение и любовь к автору «Восьминки» и «Зыряновой бумаги», хоть они и не были еще близкими друзьями, даже на «ты» еще не перешли. В начале января наступившего 74-го года рецензия уже была в распоряжении издательства. На несколько страниц, подробная, она вместила и тщательный анализ содержания, и конкретные замечания и рекомендации по тексту и композиции. В общем-то, получилась не внутренняя рецензия, но – краткий очерк творчества Маслова.
     «Сегодня А. Б. Тимофеев позвонил, и я после работы забрал рукопись, прочитал рецензию… - так 24 января того же года писал Конецкому автор «Крутой Дресвы». – И не мечтал о такой. Понимаю, что это – аванс, буду отрабатывать, суметь бы только. Спасибо.
…Не проходите стороной Мурманск, у нас хорошо. Рад буду у себя видеть, убежище надежное.
С уважением, Виталий»
     По тексту отклика видно, что знаменитый писатель понимает – книга, о которой он пишет, может стать проблемой – и для автора, и для издательства, осознает, что путь ее к читателю, скорее всего, выдастся очень непростым. Об этом он прямо предупреждает в письме от 3 января 1974 года главного редактора Мурманского областного книжного издательства Александра Борисовича Тимофеева, АБТ: «В. Маслов обещает быть большим русским писателем. Я рад был написать рецензию на его сборник. Вам предстоит хорошая драка за книгу. И ее надо выиграть. Пусть помогает Вам сознание того, что дело касается всей литературы России».
      17 мая того же года издательство подписало акт одобрения рукописи, в августе книгу запустили в работу. Но выпуск ее задержали, потребовав от автора определенных доработок. В первую очередь, они касались рассказа «Свадьба». Простая история: жители умершей деревни собираются в родной Крутой Дресве на свадьбу одного из них, и решают возродить Дресву. Тут же присутствует Мария Павловская – человек, участвовавший в уничтожении этого места. Не со зла. Потому, что считала: так надо.( Collapse )
      Это фрагмент из "Несмиренного живописца" - о драке за "Крутую Дресву". Из-за "Свадьбы". А сам этот рассказ, который должен был открывать эту книгу, можно прочитать вот здесь - у меня вконтакте.

       Василия Шукшина, которому сегодня исполнилось бы 90 лет (ощущение, кстати, другое, словно он не в прошлом, а в позапрошлом столетии жил, как все первейшие классики), я еще в детстве почти всего прочёл - отец очень любил - и его кино, "Калину красную" в первую очередь, и рассказы. Именно рассказы. Он всё-таки, в первую очередь, рассказчик.
      Рассказы у него очень простые и подчас очень странные внешне - такое чувство подчас, что и не проза это, а кто-то, и впрямь, на завалинке быль-небыль очередную рассказывает, причем без всякой "сказовой манеры", без стилизации, нормальным, не книжным языком. Это, как правило, истории про людей, подчас без особого сюжета, в жанре "живёт такой парень"( Collapse )

ВОСЬМИНКА
(Окончание. Начало смотрите здесь: https://dmitry-korzhov.livejournal.com/660933.html)

     Выбросили детишки злополучную пачку и никому, конечно, ни слова не сказали про тот грех, на который готова была пойти бабка Сусанна.
      А через день, в пятницу, соседки, удивленные, что бабка не явилась первую после распуты конную почту встретить, забежали навестить и помогли переодеться.
     С тех пор, третий месяц, лежит вот так Сусанна. И уже ничего, кажется, ей не надо: ни хлеба, которого давным-давно нету, ни картошки, перемешанной с кожурой, которую подносят старательные, сами испитые до синевы маленькие постояльцы. Про чай она не говорит больше, не вспоминает. Молча лежит. А в забытьи видит то большую круглую коробку с розовым длинноволосым китайцем на боку, то обычную пачку-осьмушку, при виде которой вздрагивает и снова — надолго или ненадолго — приходит в себя. И молит бога, чтобы во сне ей родной сын явился. Напоследок... Но сын родной не приходит. Даже во сне. Лишь однажды увидела — и то вдалеке: бежит он с угора домой — штаны до колен закатаны, весла на плече. А подбежал ближе, оказалось — это муж молодой, каким на Моржовец уходил... И так ей стало и во сне досадно от этого, и, проснувшись, попеняла на себя и расстроилась: как же это своему родному Карушку да не обрадовалась?..( Collapse )

ВОСЬМИНКА
Сусанна Карушкова, старуха, помирала.
И хотя не была она ни темная, ни забитая, скорее — наоборот, одно время даже у фельдшерицы в помощницах ходила, полы на пункте мыла да печки топила и трудодни ей за это от колхоза писали, а вот, можно сказать, из-за детской безобидной шутки помирала.
Деревня всегда — и в глаза и за глаза — не иначе как Сусанной Карушковой ее уважительно звала, и вкладывали, казалось, люди в это прозвище добрую память о Сусаннином муже, который до сих пор ласково именовался не иначе как Карушко Сусаннин. Похоронен был муж не столь уж, говорят, и на дальнем, но все равно для баб неведомом острове Моржовце, и жалела старуха, помирая, что не рядом с Карушком в землю положат ее, Карушкову Сусанну.
( Collapse )
Один из лучших рассказов Виталия Маслова "Восьминка". Что-то его снова в Сети нет. А надо, чтобы был. Иллюстрации - из вёрстки сборника "Крутая Дресва", которой так и не суждено было стать книгой. Публикую двумя отрывками, единым куском, полностью, ЖЖ не позволяет.

      Получил вчера второе издание "Мурманцев" - впервые все три части в одной книге. Книга, мне кажется, получилась, очень красивая. Спасибо издателю Олегу Дроздову.
     Что же до содержания, то вот вам отрывок из рецензии прекрасного поэта и моего хорошего друга из Екатеринбурга Андрея Расторгуева "Рождение кольского эпоса", несколько лет назад опубликованной журналом "Север":
"У чёрного моря
       В предисловии к первой части романа автор подчеркнул свой интерес к изначальному Мурманску, который почти начисто стёрся из памяти даже северян. Предваряя вторую часть, назвал город главным героем обеих книг. И всё же, когда будущее ожидаемого продолжения было ещё открыто, виделось: кладезь, к которому припал Коржов, неисчерпаем и отнюдь не ограничивается пределами Кольского полуострова.( Collapse )

      Ну что, 2018 год заканчивается потихоньку. Он был очень насыщенным и, в целом, счастливым. Очень многое удавалось, было много встреч прекрасных и необыкновенных дорог; новые люди, новые страны и города...

     Год начинался в январе "Несмиренным живописцем" - романом-биографией о Виталии Маслове, думаю, на этот момент, лучшей моей книгой. Было множество путешествий с "Несмиренным...", презентаций - от Североморска и Мурманска, Апатитов и Кировска до Алакуртти и Зеленоборского, вплоть до Умбы.( Collapse )
     Завтра в Москве увидит свет первое переиздание "Мурманцев", даст бог, к празднику будет в Мурманске.

Отчёт окончил!

"Я уже писал про эту девочку и ее семью. Это была одна из самых ярких встреч Славянского хода Мурман - в городе Полски Трымбеш. Девочка - Марисвет-Лидия Красимирова (она на снимке слева), пела гамзатовских «Журавлей» очень пронзительно и чисто. По-русски! Оказалось, ее бабушка, Светлана Неманова, русская, а один из родственников, Михаил Петрович Кузьмин, воевал в Полярном, сержант, погиб под Печенгой в 1944-м. Больше ничего о его судьбе не было известно. А сейчас известно! Краевед и писатель Михаил Орешета отыскал место - братскую могилу, где он похоронен..."
Начало моего заключительного материала о Славянском ходе Мурман - Балканы-2018, который сегодня опубликовал "Мурманский вестник". Я тоже публикую, но еще и с видео Сергея Юдкова и Андрея Сычева.( Collapse )