Дмитрий Коржов

"В последнее время я получаю много писем от словесников средней школы и в них один крик, один стон: помогите спасти уроки литературы. С каждым годом в программы средних школ вводятся всё новые и новые дисциплины, и вводятся за счёт литературы. Пора всем понять: перегрузка школьника всевозможными предметами и недогрузка его родным словом могут обернуться самыми серьёзными последствиями, особенно в наш век всеобщей технизации и усыхания сердца. Ну будут у нас физики, будут математики, будут иные специалисты, а человек-то, будет ли человек-то?"
Федор Абрамов. Из дневника. 1956, 26 ноября.
      "Усыхание сердца" - именно это с нами и произошло за прошедшие полвека. И продолжает происходить с пугающей быстротой.

     Тот самый текст из неопубликованной юношеской моей повести "Школяры". Она - о мурманских студентах, четырёх друзьях с исторического факультета. О городе, в котором они живут. О любви - и счастливой, и не слишком. И вот - об учителях, с которыми, как я сейчас особенно остро понимаю, им очень повезло.

"...Войдя в кабинет, он сейчас же увидел Епифанцева, одиноко устроившегося за последней партой. Осторожно прокравшись через весь класс, Лист сел рядом.
- Ну, ты чего? Куда пропал-то?
- Не мешай, потом… - отмахнулся Пирс.
- Тебя Светка ищет...
- Отстань... - не пожелал продолжать разговор Епифанцев.- Слушай лучше.
      Пирс, казалось, целиком поглощен лекцией. "Сколько можно бравировать своей непробиваемостью. Доиграется когда-нибудь..." - подумал Лист и прислушался к тому, что говорила высокая интересная женщина у кафедры в черных, расклешенных брюках, желтой блузке и броском, ярком платке на шее. "Интересная женщина", словно в прострации, сосредоточенно ходила по классу: от двери к окну, от окна к двери, возвращалась к кафедре, останавливалась, вновь начинала движение... При этом она неторопливо, даже как-то устало, измученно, говорила. Никто из сидящих в аудитории студентов ничего не записывал. Записать монолог "интересной женщины" было невозможно - казалось, то, что она произносит, приходит к ней вот сейчас, в этот момент - столь оригинальны бывали иные находки и неожиданны повороты мысли... Это и была Крылова. Она вела у историков курс литературы.( Collapse )

( Collapse )

    Славный День Лицея. Подумалось что-то, что замечательно было бы в этот день быть рядом с Александром Сергеевичем и его друзьями в их уже постлицейские дни...

Оригинал взят у vazart в 19 октября. Лицейский призыв

      Полагаю вот таким - совсем молодым - мало кто Ивана Федоровича Ушакова помнит. Однако это он - большой учёный, доктор исторических наук, один из создателей кольского краеведения, Учитель многих поколений студентов-историков МГПИ, которые после вуза не только в школу пошли работать, ученики Ушакова - повсюду, и не только в журналистике, где таковых не счесть.
      Горжусь тем, что сначала учился у него, потом не раз писал о нём, был знаком - уже не как студент, а как писатель. Невероятно приятно было и волшебно, когда он в 96-м году в приёмной губернатора, где мы собрались, чтобы обсудить мурманский номер журнала "Север", он вдруг подошёл ко мне и начал цитировать мои стихи, чуть изменив их: "Ещё чуть-чуть, недолго слушать Нам блюзы ветреной зимы, мы так привыкли к Ушакову, что удивляться не должны..." Прочитал - и засмеялся, видя, в какой ступор меня вогнал. У меня ж просто челюсть отвисла, так это было неожиданно.
      Вот, пересматривал свой архив, наткнулся на несколько интереснейших фото, в том числе, Ивана Федоровича. Снимок сделан в 1952-м году в Ленинграде, где будущий профессор и классик учился в аспирантуре. Рядом с Ушаковым его однокашник по Магнитогорскому педагогическому Василий Иванович Макаров. Василий Иванович учился на два курса старше, после вуза окончил аспирантуру в Питере, защитил кандидатскую, затем преподавал в местном педе. Инвалид войны: подорвался на мине, лишился правой руки и левой ноги.
     Удивительное всё-таки это было поколение. Помню, разговаривал с Верой Никифоровной, вдовой Ивана Федоровича (потом эта беседа стала очерком "Ревновала... к науке"), так она никак не могла вспомнить слово, которым их, только-только вернувшихся с войны, тогда называли. Потом всё же вспомнила:( Collapse )

Александр Бакунин

Родился в 1799 г.Поступил в Лицей в 1811 году.В 1817 году Окончил Лицей. После окончания Лицея служил прапорщиком в Семеновском полку.В 1821 г. Бакунин был переведен в лейб-гвардии Финляндский полк. Здесь он состоял адъютантом генерала Н.Н. Раевского, корпус которого находился в Киеве.В 1823 году он подал в отставку по семейным обстоятельствам и служил на гражданской службе.С 1842 года Бакунин — тверской гражданский губернатор.Умер в 1862 г."… В русском и латинском языках. Быстрые способности и довольно рассуждения, прилежнее стал и успехи хороши.Во французском языке. Более прежнего успехов, но нет постоянного внимания.В немецком языке. Не имеет постоянного прилежания и охоты.У адъюнкт-профессора де-Рененкампфа (по словесности нем. и франц.). Не без способностей, но не прилежен.В логике и нравственности. Не очень внимателен, скор в занятиях, старается отличиться, но не всегда удачно.В математике. Мало основательности, прилежания, и успехи не важны.В географии и истории. Дарования довольно хороши, но требуют возбуждения.В рисовании. Отличных дарований, тороплив. Успехи хороши. 2-го отделения.В чистописании. Способен и прилежен, успехи посредственны.В фехтовании. Хорошо.По нравственной части. Благонравен, довольно добродушен, словоохотен, смешлив, пылок, нетерпелив, чувствителен с гневом." из «Табели, составленной из поданных ведомостей гг. профессоров, адъюнкт-профессоров и учителей.

Пройти тест

    Любопытный тест выудил у generalporuchik. Действительно, очень похожи... Пост открыл его портрет в лицее, на фото он же, но уже в 60-е годы.

     Первая часть кубинского очерка, опубликованная в субботу "Мурманским вестником":
     Когда мне говорили, что Куба - это рай на земле, я не верил. Какой еще рай коммунистический в наше-то беспутное и мрачное время, среди кризисов, войн и революций? Однако, когда попадаешь на остров Свободы, с первых шагов понимаешь, что сказанное выше - правда, без преувеличений. Рай! Живой. Настоящий. Своеобразный, конечно, но все же… И удивительная (особенно для северянина) природа, и климат с его бесконечно ласковым солнцем и бескрайним, всегда теплым океаном, и города, что вместили и конкистадоров, и рабовладельцев, и пиратов, и революционеров-романтиков последнего призыва. И люди, свободные и красивые… Ром и сигары, опять же, как без них?( Collapse )

«Что может сделать один человек? – писал об Ушакове один из его соратников и единомышленников, писатель-мурманчанин Виталий Маслов. - Прекрасные люди, много прекрасных людей, краеведов занимались историей нашего края. Накоплено знаний - где глубже, где помельче - накоплено было много, но все - вразброс, отдельными полями, и главный тезис наших общечеловеков, не любящих нас, был: «Мурман?! Что о нем говорить! Здесь культурный-то слой - практически вовсе его нету!»
Но пришел этот один человек - несуетливый, внимательный к тому, что сделано до него, предельно в деле собранный внутренне, любящий Отечество наше великое, и словно закваска какая-то всколыхнула все, что накоплено, заставила как бы забродить, и вся масса знаний обрела форму…»
Мне довелось учиться у Ивана Федоровича, несколько раз сдавать ему зачеты и экзамены по «Истории Отечества». Было это, пожалуй, в «золотое» для истфака МГПИ время – в начале девяностых. Тогда, так уж случилось, у нас преподавали замечательные ученые и лекторы среднего и младшего поколения историков-мурманчан – от Трошина и Атласова до Климова и Карелина. И старшие, конечно, - Алексей Киселев и Иван Ушаков.
Молодым я его, понятное дело, не помню - разница в возрасте ровно пятьдесят лет. Только седым, опирающимся на палочку, казавшимся мне тогда очень большим, величественным. Всегда – прямая спина, всегда костюм с иголочки, неизменный галстук. Безупречная выправка. Могучий старик! Мы, студенты МГПИ моего поколения, и называли его, был такой грех, – «дедушка». Замечу, с неизменными уважением и любовью, как старшего, самого доброго и мудрого члена семьи. Да, «дедушка». Однако молодости, даже – юности, мальчишества какого-то неоглядного, было в нем предостаточно – до самой смерти. И посмеяться любил, и пошутить при случае – дай Бог каждому..."
Фрагментик из очерка о патриархе кольского краеведения Иване Федоровиче Ушакове (на фото он вместе с супругой, Верой Никифоровной). Ему сегодня исполнилось бы 90 лет. Полностью читайте здесь: http://mvestnik.ru/shwpgn.asp?pid=20110302779

ШКОЛЬНИКАМ И ШКОЛЬНИЦАМ
Ты красива до безобразия,
До безумия ты умна,
Место встречи – Земля, Евразия,
Парта первая от окна.
Длится русский, дано задание -
Тип склонения уяснить,
Я ж запискою на свидание
Все пытаюсь тебя склонить.
В сердце школьника неопрятного
Ты, и здесь лишь об этом речь,
Крепче корня сидишь квадратного,
Никому тебя не извлечь.
Но напрасны все ухищрения,
Потому что, увы, тебе,
Петька нравиться, без сомнения,
Из соседнего класса «Б».
Ты болтаешь с ним переменами,
Раз за разом в течение дня,
Даришь взглядами откровенными
Петьку рыжего – не меня.
Мне ж, останется, в лучшем случае,
За тобою портфель таскать,
И, язык непослушный мучая,
Повторять: «Без тебя тоска...».
Осветленную челку белую
Гордо вскинешь, уйдешь домой.
Для тебя я чего не сделаю,
Что же сделала ты со мной?
В страсти горькой виновен разве я?
Виновата в ней ты одна:
Ты красива до безобразия,
До безумия ты умна...

Давнее-давнее стихотворение Димы Ермолаева. Помню, какой фурор оно производило на наших выступлениях в школах (мы когда-то почти не расставались, а уж выступали вместе без счета, уже сценарий был отработан, даже знали, где публика будет смеяться, а где горевать). Колычев в свое время обмолвился об этих стихах, что они "прямо-таки пропитаны школьным фольклором". Замечу, Димины стихи написаны задолго до "школьно-детсадовского" колычевского цикла...
А тема - действительно вечная, памятник вон даже есть, в Нижневартовске. Что тут скажешь? Я тоже в школе влюблялся. А вы - нет?

Занятное фото отыскал в семейном фотоархиве.
Полагаю, опознать персонажей не составит труда...
Да, судя по школьной форме старшего и внешнему виду младшего, это осень 71-го. Давно-давно было.